Slovenská akadémia klasickej homeopatie

Исторические этюды русской жизни. Том 3. Язвы Петербурга (1886).djvu/3/II

Нужен надежный и профессиональный мастер? Рекомендуется также заказать осмотр, чтобы мастер ознакомился с особенностями поломки, оценил самостоятельно, сколько времени потребуется для выполнения. Обедали оба брата дома, ели исключительно русские кушанья, без всяких деликатесов, но ни тот, ни другой не пил. Преферансисты - пожилые купцы, два солидных чиновника - один с «Анной в петлице» - и сам хозяин дома, в долгополом сюртуке с золотой медалью на ленте на красной шее, вырастающей из глухого синего бархатного жилета. Он аккуратно приходил ежедневно купаться в бассейне раньше всех; выкупавшись, вынимал из кармана маленького «жулика», вышибал пробку и, вытянув половинку, а то и до дна, закусывал изюминкой. В задних двух залах стояли хорошие бильярды, где собирались лучшие московские игроки и, конечно, шулера, а наверху были «саврасенковские нумера», куда приходили парочки с бульвара, а шулера устраивали там свои «мельницы», куда завлекали из бильярдной игроков и обыгрывали их наверняка. Братья Стрельцовы - люди почти «в миллионах», московские домовладельцы, староверы, кажется, по Преображенскому толку, вся жизнь их была как на ладони; каждый шаг их был известен и виден десятки лет. И это в то время, когда ей едва исполнилось двадцать лет! В десять часов утра братья вместе выходили из дому - Федор по делам в город, а Алексей в свои Чернышевские бани, с их деревянной внутренней отделкой, всегда чисто выструганными и вымытыми лавками.

Старший Федор все так же ростовщичал и резал купоны, выезжая днем в город, по делам. Спорт наполнил жизнь его, хотя домашний обиход оставался тот же самый. А Стрельцов по-своему наполнял свою жизнь этим спортом, - ведь единственная жизненная радость была! У братьев жизнь была рассчитана по дням, часам и минутам. А как он орал, что Вольный сын Эфира; а ты меня, Леня, в бок тычешь и шепчешь: «Врет! » И верно врал: Вольный сын Легкого и Ворожеи. С той поры он возненавидел Балашова и все мечтал объехать его во что бы то ни стало. Девятый час утра небанного дня, но полтинйое отделение Сандуновских бань с ливрейным швейцаром у 6 входа со Звонарского переулка было обычно оживлено своей публикой, приходившей купаться в огромном бассейне во втором этаже дворца. Младший брат, Алексей Федорович, во время нахождения брата в тюремной больнице тоже - единственный раз - вздумал поростовщичать, дал под вексель знакомому «члену-любителю» Московского бегового общества денег, взял в обеспечение его беговую конюшню. Алексей Федорович начал «пылить» муж на час на бега в шарабане со своим Ленькой, который был и конюх и кучер.

А. Ф. Стрельцов из любопытства посмотреть, как бегут его лошади, попал на бега впервые и заинтересовался ими. В это время Стрельцов был уже членом-любителем бегового общества. Это поможет остановить свой выбор на конкретной опции, чтобы сэкономить свое время. Так каждый вечер до одиннадцати часов проводили они время у Саврасенковых. В промежутках чтение стихов и пение студенческих песен, вплоть до «Дубинушки по-студенчески». Время от времени сам стал брать вожжи в руки, научился править, плохую лошаденку сменил на бракованного рысачка, стал настоящим «пыльником», гонялся по Петербургскому шоссе от заставы до бегов, до трактира «Перепутье», где собирались часа за два до бегов второсортные спортсмены, так же как и он, пылившие в таких же шарабанчиках и в трактире обсуждавшие шансы лошадей, а их кучера сидели на шарабанах и ждали своих хозяев. Это приключение прошло незаметно, и снова потекла та же жизнь, только деньги стал отдавать не под векселя, а под дома. Алексей Федорович не смел говорить брату об увлечении, которое считал глупостью, стоящей сравнительно недорого и не нарушавшей заведенного порядка жизни; деньги, деньги и деньги. Старший давал деньги в рост за огромные проценты. А заботы родных все не унимаются: перед самым моим отъездом дядя пишет, что он намерен завещать свой дом, в переулке близ Арбата, Никите, а отец пишет, что «все наше принадлежит тебе и сыну твоему, первенцу Никите Ивановичу Сипачеву».

Встанут отец и мать: показывай, мол, нам колыванское производство, а что такое я им могу сказать, что я покажу? Никогда и ничем не болевший старик вдруг почувствовал, как он говорил, «стеснение в груди». Ни разу с самых похорон он не был на кладбище; ему всё казалось, что будет уже слишком много муки, и он не смел пойти. Ни туфель, ни халата, ни трубки, ни письменного стола - все эти мелочи были необходимыми составными частями его жизни. И он еще спрашивает! А он все надеялся на свой единственный билет сорвать весь тотализатор, и все приезжал последним. Каждый раз брал билет на себя в тотализаторе - и это иногда был единственный билет на его лошадь. Каждый из любезности справлялся о шансах его лошади на следующий бег. Последнего, впрочем, Вельчанинов не расслышал ясно, но… Клавдия Петровна и прежде знала это все, но фамилии этой дамы не знала. Алексей шел в бильярдную, где вел разговоры насчет бегов, а иногда и сам играл на бильярде по рублю партия, но всегда так сводил игру, что ухитрялся даже с шулеров выпрашивать чуть не в полпартии авансы, и редко проигрывал, хотя играл не кием, а мазиком.